Я всего лишь собака - Ютта Рихтер

Осенний денёк.

Славный осенний денёчек!

Погодка в самый раз для собак.

Солнышко тёплое, будто материнское молоко. Ласкает так, словно тебе живот вылизывают. Уф, наелся до отвала, напился вдоволь и поохотился на славу.

Я его почти поймал, зайца этого.

Ещё чуток — и сцапал бы…

Если бы не проклятый свисток!

Отвлёкся из-за него всего на долю секунды… Вечно они не вовремя!

Всякий раз, когда я почти у цели, раздаётся этот свист.

Завели себе свисток для собак, просто беда!

От этого звука у меня мороз по коже. Вообще-то моё имя Брендон, но хозяева зовут Антоном.

Поменяли мне кличку: говорят, так им легче меня подзывать.

Не понимают, что «Брендон» звучит благороднее и значительнее.

Язык, видите ли, сломать боятся.

Может, у них просто зубы короткие, не то что у меня…

Поэтому, поди, свисток и завели.

Итак, позвольте представиться: меня зовут Брендон.

Я из Венгрии, из древнего пастушьего рода. У меня есть братья — Бела, Братко и Бенце, но я давно их не видел.

Так устроена жизнь у нас, у собак: не успел на свет появиться, а уже прощай, родная семья!

Нас раздают новым хозяевам, и мы отправляемся по разным домам, где всё вокруг новое — обстановка, запахи. Не так-то просто привыкнуть к переменам, но мы ребята башковитые, всё схватываем на лету и легко приживаемся на новом месте.

Если всё сладится, не успеете и глазом моргнуть, как мы уже заняли лучшее местечко в доме. А всё почему? Потому, что кто лучшее место займёт, тому в жизни повезёт.

Лучшее место — это садовая скамейка у входной двери: мягкая подушка, то тенёк, то солнышко. Сегодня даже мухи не мешают.

Тёплый ветерок щекочет нос запахом жарящегося мяса, можно подремать и помечтать.

Вспомнить Венгрию, просторы пушты[1], наши стада.

У нас было столько скота, что восемь собак еле поспевали за ним следить: серые венгерские коровы, шерстистые свиньи и волошские овцы.

Мне больше всего нравились овцы — у них витые рога и очень серьёзные морды. Они кажутся мудрыми и знающими жизнь, но на самом деле, к сожалению, глупы и упрямы, и нам, овчаркам, с них глаз спускать нельзя. Мой дядя Ференц был самым лучшим пастухом.

Сколько овец он спас!

Не боялся дать отпор шакалам и выходил победителем в схватке с любой лесной кошкой.

Ах, как прекрасна жизнь!

Мягкая подушка, то тень, то солнышко…

Эй, кто это мне солнце заслонил?

Ага! Опять она подкралась незаметно!

В своём духе!

Подкралась и ка-а-ак прыгнет! Ещё в воздухе выпустила когти, острые как кинжалы, и запустила их мне в нос.

У меня от боли аж в глазах потемнело! Пропади пропадом даже самое лучшее местечко, если из-за него приходится терпеть такие муки.

Что она ко мне привязалась?

В конце концов, я здесь первый появился, и это моё лучшее место.

Зачем, скажите на милость, они ещё кошку завели?

Поначалу-то я встретил её вполне дружелюбно, поздороваться хотел, обнюхать, как полагается, может, даже лизнул бы.

Таковы законы гостеприимства у нас в Венгрии.

Мы радушно встречаем новых членов семьи, помогаем им освоиться.

А что она?

Сама с вершок, да как заурчит на меня!

Зашипела и даже плеваться стала.

А ведь хвостом при этом машет вполне дружелюбно…

Как прикажете её понимать?

Ясное дело — заигрывает.

Ну, я тоже вильнул.

Кошка подняла лапу.

Я было шагнул навстречу, но тут она как выпустит когти да бац меня по носу!

И всё это так быстро и так больно!

Я взвыл и кинулся под диван.

А она осталась сидеть довольная.

Сперва слизала мою кровь с лапок, потом запрыгнула на кресло.

На моё кресло, обратите внимание, на моё место.

Свернулась калачиком и уснула.

Всё, война!

Я повернулся, чтобы уйти, а она за мной!

Нет, в этой войне мне никогда не победить. Кошка может лазить по деревьям, ей ничего не стоит прыгнуть с земли на забор.

Вечно я оказываюсь внизу, а она наверху.

Но стоит мне громко залаять, тут же прибегают хозяева и кричат:

«Фу! Прочь! Нельзя!»

А эта хитрюга опустит голову, словно сама невинность, и давай мяукать и мурлыкать.

Ну, и её, конечно, все гладят и жалеют. Ничего с этим не поделать!

Они зовут её Мицци.

Чёрная, а глазищи жёлтые и светятся в темноте.

По ночам она сидит на заборе и орёт благим матом, будто ей чёрт в загривок вцепился.

Но её вопли, похоже, моим хозяевам нисколечко не мешают.

По крайней мере, ей-то никто не кричит: «Фу! Прочь! Нельзя!»

Может, потому что кошка мяукает, когда её зовут, и вечно трётся об их ноги.

Дядюшка Ференц предупреждал меня о кошачьем коварстве.

Рассказывал, что эти бестии происходят от диких кошек, а чёрные коты — самые опасные.

Они огромные, как пантеры, и если с самого начала не указать им границы, то и за ягнят примутся.